Последствия энергетического перехода, объявленного участниками климатического саммита в Глазго делом решенным, немного обескураживают даже его организаторов. На энергетических рынках Европы и Азии происходят чудеса, напоминающие поворот вспять полноводных рек: спрос на ископаемое топливо растет, интерес к возобновляемым источникам энергии падает, а европейцы пытаются купить газ в Японии и Китае (!
), которые сами являются его крупнейшими импортерами.В начале года сама вероятность такого поворота казалась смехотворной. Но сейчас, когда европейские фьючерсы на газ в очередной раз пробили отметку в 2000 долларов за тысячу кубов, никому не до смеха. В западных СМИ даже нашлось место для экспертов, слегка расходящихся во взглядах с хором борцов с глобальным потеплением. Они как раз ничего удивительного в происходящем не видят. Например, эксперты крупнейшего международного агентства S&P Global Platts и раньше предупреждали, что энергопереход в условиях ограниченных поставок газа и постепенного отказа от угля может привести к серьезным проблемам, но политики предпочитали слушать не их, а недоучившуюся школьницу Грету Тунберг.
Министр энергетики из солнечного Сенегала Айссату Софи Гладима очень емко охарактеризовала требование европейских защитников климата отказаться от ископаемого топлива и развивать экономику на основе возобновляемых источников энергии: «Они забирают у нас лестницу и просят прыгать или летать». Впрочем, Сенегалу еще далеко до высот, куда успели залететь его европейские кураторы. Борьба с углем и отказ от сертификации «Северного потока – 2» для «защиты украинских друзей от агрессии России» привели к росту цен на электроэнергию в Европе в среднем в 7 раз в течение года, до 144 долларов за мегаватт*час. А фьючерсы на 2022 год вообще ставят невероятные рекорды: цены на поставку энергии в Бельгию в 2022 году сейчас превышают 235 евро за 1 МВт*час, в Германии – 230 евро, а январский фьючерс вообще вырос до 600 евро!
Политики продолжают говорить о невероятном стечении обстоятельств – слабом ветре, маловодности рек, ремонтах на АЭС во Франции (которые «зеленые» тоже предлагают закрыть), коварстве русских – но эксперты и здесь непреклонны. Слабый ветер, помешавший раскрутить турбины ветрогенераторов в Северном море, для Европы никакая не новость, а проявление долгосрочных тенденций. По словам Маттео де Феличе, научного сотрудника Объединенного исследовательского центра Европейской комиссии, «Недавние эпизоды слабого ветра в Европе можно рассматривать как часть тенденции, которую мы наблюдаем уже не менее 30 лет». Последние прогнозы Всемирной программы исследований климата предполагают снижение скорости ветра в Центральной и Западной Европе в краткосрочной и среднесрочной перспективе на 2–4%, причем летом снижение будет более заметным, чем зимой.
Снижение темпов строительства возобновляемой энергетики тоже объяснимо – рынок ВИЭ просто уперся в потолок, за которым владельцы станций перестанут получать прибыль. И политики с их льготами для строителей и инвесторов уже не могут повлиять на ситуацию. Денег инвесторов в секторе возобновляемой энергетики по-прежнему много, но для того чтобы окупить инвестиции, энергетикам приходится поднимать цены, а карманы у потребителей не резиновые. Европейские энергетические компании банкротятся одна за другой, и только крупнейшим из них удается заручиться поддержкой государства для того, чтобы пережить трудные времена. Среди причин не только слабый ветер и тусклое солнце – вместе с объемами строительства возобновляемых энергообъектов у строителей растут издержки, и с этим ничего нельзя сделать.
Например, цены на солнечные панели растут третий год подряд, в этом году они выросли в Европе почти на 20%. И это не предел, поскольку цены на поликремний, строительный блок для солнечных панелей, с начала 2020 года выросли более чем в четыре раза. Вместе с панелями в 2–3 раза выросла стоимость разрешений на строительство солнечных станций – а что вы хотели, энергия нужна там, где живут люди, а солнечные места возле крупных городов совсем не дешевы. Цены на строительство ветроустановок тоже подскочили, и тоже значительно. Например, цены на сталь, смолы и алюминий, используемые в строительстве, выросли за 2021 год в несколько раз, а цены на транспортировку лопастей и других объемных грузов, по данным крупнейшего мирового производителя турбин Vestas, выросли в 8–12 раз. «Цены на наземные ветряные и солнечные электростанции достигли уровня, при котором компания предпочла бы продавать активы, а не покупать их», – обрисовала ситуацию Андреа Эчберг, глава отдела глобальной инфраструктуры и реальных активов Pantheon Ventures.
И никаких прояснений на горизонте энергетического перехода пока не просматривается. Инфляция в секторе возобновляемой энергетики, рост цен на ископаемое топливо, в добычу которого запуганные инвесторы боялись вкладывать деньги со времен Парижской конференции по климату, узкие места в глобальных цепочках поставок ресурсов и нерешенные технические проблемы уже сейчас заставляют пересматривать в сторону повышения первоначальные оценки энергоперехода в 131 триллион долларов. Во сколько человечеству обойдутся амбиции западных климатологов, сейчас сказать не может никто. Прежде всего потому, что всех связей человека с ископаемым топливом, от которого призывают отказаться, западные политики и климатические активисты не видят, в силу пробелов в образовании.
Зато их неплохо знают эксперты, которые занимаются рынками энергии с «допарижских» времен. Например, Дэниел Ергин, влиятельный американский экономист и консультант, пару дней назад опубликовал в Financial Post большую статью, где напомнил о сложных связях в современной экономике. Одежда, еда, лекарства, все виды пластика и строительные материалы, даже компоненты солнечных батарей и ветряных турбин производятся с помощью нефтепродуктов, угля или целиком из них. Нельзя забывать и о том, что возможности экономического развития, а иногда и выживания многих стран Африки и Азии зависят от добычи и использования углеводородов. Так что «когда дело доходит до самого энергетического перехода, нам, возможно, еще предстоит многое узнать о сложностях, которые ждут впереди», – замечает Ергин.
А пока все эти сложности и ошибки множатся, как снежный ком наступившей зимы, спасать население и промышленность приходится, как обычно, доброму старому углю. Который, кстати, только в ХХ веке сместил с первого места в мировом энергобалансе дрова. Даже в Великобритании, больше всех призывавшей запретить уголь, пришлось расконсервировать угольные станции. За 2021 год потребление угля в мире выросло на 9%, поставив исторический рекорд, а в следующем году прогнозируется на уровне, превышающем 8 млрд тонн. А как может быть иначе, если жизнь 3 миллиардов человек зависит почти исключительно от угля? Чем зарядить миллиарды электромобилей, которые производители обещают выпустить в свет до середины этого века, если большая часть электроэнергии в мире вырабатывается на угольных станциях? Порой даже закрадывается мысль, что вся эта возня с энергопереходом была затеяна для того, чтобы поддержать нефтегазовую и угольную отрасли.
Но мысль эта, конечно, крамольная. Жизнь не стоит на месте, люди применяют разные источники энергии, одни из которых выгоднее применять в холодном климате, а другие – в теплом. Стоит прислушаться к мнению бывшего министра нефти и природного газа Индии Дхармендра Прадхана, который сейчас работает министром образования и учит индийских детей разумному и доброму. Так вот, он сказал: «Сочетание всех пригодных для эксплуатации энергетических ресурсов – единственный возможный путь вперед в нашем контексте». В декабрьскую стужу эта мысль кажется особенно правильной.
Авторы: ОЛЬГА СУББОТИНА